10.

Нормы жестокие. Восемь километров в час.

Вечер. Мороз силу набирает. За день прошли 67 километров.Отдыхали дважды. Пора бы снова в снегу полежать.

— Ни черта, дармоеды,— подбадривает командир,— вчера спатьнадо было.

Злится командир. Группа маршевой скорости не выдерживает. Игруппа злая. Ночь надвигается. Плохо это. Днем иногда группа может залечь, вснегу, в кустах, в болоте, и переждать. Ночью этого почти никогда не бывает.Ночь для работы придумана. Если днем не отдыхал, то ночью не дадут.

— Снег не жрать! — командир суров.— Сокрушу!

Это ко мне не относится. Меня положение обязывает.Проверяющий. Нельзя мне снег в рот брать. А если бы не был я проверяющим, тообязательно тайком белой вла¬ги наглотался бы. Горстями бы в глотку снегзапихивал. Жарко. Пот струйками по лбу катит. Хорошо, голова бритая, иначеволосы давно бы в комок слиплись. Куртки у всех на спинах парят, потомпропитанные, морозом прихваченные. Одежда вся колом стоит, как из досок сшитая.Перед глазами оранжевые круги. Группа маршевой скорости не выдерживает... Нежрите снег!..Сокрушу!...

Лучше вниз смотреть, на концы лыж. Если далеко впередсмотреть, сдохнешь быстрее. Если под ноги смотреть, дуреешь, идешь чистомеханически, недосягаемый горизонт не раздражает.

— Окорока чертовы! — командир свиреп.— Вперед смотреть!

 

В засаду влетим! Негатив слева огонек не заметил. Смотри,Негатив, зубы палкой лыжной вышибу!

Группа знает, что командир шуток не любит. Вышибет. Вперед!

 

11.

 

Над миром встает кровавая заря. В морозной мгле над лиловымиверхушками елей выкатилось лохматое надменное солнце. Мороз трещит по просекамлеса.

Мы в ельнике лежим. За ночь второй раз. Ждем высланныйвперед дозор. Лица у всех белые, ни кровиночки, как у мертвецов. Ноги гудят.После десантирования прошло уже более суток. Мы все время идем. Останавливаемсяна пятнадцать - двадцать минут после трех-четырех часов движения. Двое выходятвперед, двое наблюдают за обстановкой, остальные ложатся на спину и сразузасыпают. Мои глаза слипаются. Под веки словно золы насыпали. Проморгать бы, даи закрыть их, и не раскрывать минут шестьсот.

Командир группы подбородок трет: нехороший признак. Мраченкомандир. И заместитель его Кисть мрачен. К узлу связи танковой армии шлиодновременно с разных сторон пять диверсионных групп. Приказ прост был: кто дотрех ночи к узлу доберется, тот в 3.40 атакует его. Те, кто к условному временине успеют, в бой не вступают, обходят узел связи большим крюком, и спешат кследующей цели. Наша 43-я группа ко времени не успела. Мрачен потому командир.

Вдали мы слышали взрывы и стрельбу длинными очередями. Вупор били, значит. С нулевой дистанции. Ко времени успели минимум три группы.Но если даже и одна ' только группа ко времени успела, сняла часовых иворвалась в теплые контейнеры в конце холодной неуютной ночи... О, одна группамного чего может сделать, имея против себя лишь очкастых ожиревших связистов,да распутных телефонисток, погрязших в блуде и ревности. Жаль командиру, что неуспели его солдаты к такой заманчивой цели. Знает командир наверняка, чтогруппа лейтенанта Злого уж точно ко времени поспела. Наверное, и старшийсержант Акл своих молодцов вовремя успел привести. Акл — это Акула значит. Устаршего сержанта зубы острые, крепкие, но неровные, вроде как в два ряда. Зато его Акулой величают. И не только за то. Ясно, что наш командир сегоднярасслабиться группе не даст. Держитесь, окорока!

 

 

12.

 

 

Спим. Идет одиннадцатый день после выброски. Днями поднятьголовы нельзя. Вертолеты в небе. На всех дорогах кордоны. На опушке каждоголеса — засада. Появилось много ложных объектов: ракетные батареи, узлы связи,командные пункты. Диверсионные группы выходят на них, но попадают в ловушки.Батальон уже потерял десятки своих групп. Мы не знаем, сколько. Нам бросаютпосылки с неба каждую ночь: боеприпасы, взрывчатку, продовольствие, иногдаспирт. Такое внимание означает только одно: нас мало осталось. За эти дни нашагруппа нашла линию радиорелейной связи, не известную нашему штабу раньше. Поориентировке приемных и передающих антенн группа нашла мощный узел связи итыловой командный пункт. Тогда на пятый день операции группа впервые вышла вэфир, сообщив о своем открытии. Группа получила благодарность лично откомандующего 13-й армии и приказ из этого района уходить. Наверное, егообработали ракетами или авиацией.

На седьмой день группа объединилась с четырьмя другими,образовав диверсионный отряд капитана по кличке Четвертый Лишний. Отряд вполном составе успешно атаковал аэродром прямо днем, прямо во время взлетаистребительного авиаполка. Отряд без потерь ушел от преследования и рассыпалсяна мелкие группы. Наша 43-я временно не существовала, превратившись в две —431-ю и 432-ю. Теперь они вновь объединились. Но работать активно пока неудается: вертолеты в небе, кордоны на дорогах, засады в лесах, ловушки уобъектов. А все же мы свое дело делаем: 8-я гвардейская танковая армияпарализована почти полностью, и вместо того, чтобы воевать, она ловит нас посвоим тылам.

День угасает. Никто нас днем не тревожил. Отдохнули. Нашугруппу еще не накрыли, ибо командир хитер как змей. Змеем его, оказывается, ипрозвали. Мы нашли склад боеприпасов наших противников, возле него мы проводимдни. Тут у нас база, все тяжелое снаряжение. А по ночам часть группы налегкеуходит далеко от базы, там проводит дерзкие нападения, и до утра успевает назадвернуться. Все группы, которые по лесам непроходимым' прятались, давно ужеуничтожены. А мы пока нет. Трудно нашему врагу понять, что наша база у него подсамым носом спрятана, и потому вертолеты нам не докучают. А с засадами и кордонаминадо просто быть осторожными.

— Готовы?— Группа готова. Лыжи подогнаны, ремни проверены.

— Попрыгали.— Перед выходом надо на месте попрыгать,убедиться, не гремит ли что, не звенит ли.

— Время. Пошли.

 

 

13.

 

— Слушай, Шопен, представь себе, что мы на настоящей войне.Заместитель командира убит, а у командира прострелена нога. Тащить с собой —всех погубишь, бросить его — тоже смерть группе. Враги из командира печеньвырежут, а говорить заставят. Эвакуации у нас нет. Представь себе, Шопен, чтоты командование группой принял, что с раненым лейтенантом делать будешь?

Шопен достает из маленького карманчика на рукаве курткишприц-тюбик одноразового дейст¬вия. Это «блаженная смерть».

— Правильно, Шопен, правильно. На войне у нас единственныйспособ выжить, это убивать своих раненых самим. В контрольной тетрадке я рисуюеще один плюс.

Идет семнадцатый день после выброски. Активно действуюттолько пять-шесть диверсионных групп, и наша в их числе. Группа Акулы, как игруппа Злого, давно поймана. Командир 43-й знает это каким-то особым чутьем. ИЗлой, и Акула — его друзья и соперники. Наверное, лейтенант Змей думает о нихсейчас и слабо сам себе улыбается.

— Готовы? Попрыгали. Время. Пошли.

14

Я иду по красному ковру. Тут я не был двадцать три дня.Отвык от ковров, от тепла, от покоя. Одичал. Вообще человек дичает быстро ивозвращается в животный мир легко, без особых затруднений.

В коридорах штаба спокойно и уютно. Тут сытые чистые люди,тут бритые лица. Нет тут простуженного командирского хрипа и нетер¬пеливого повизгиваниясобак, ко¬торых вот-вот спустят с поводков.

Нашу 43-ю диверсионную группу захватили последней. Обложили,за¬гнали в овраг. Все, как на войне настоящей. И собаки настоящие были. А они,четвероногие друзья человека, разницы совсем не понимают: настоящая травля илиучебная. Им один черт.

Солдат Плетка один вывернулся из этого переплета. Егопервого от группы отбили и погнали к реке, на которой уже тронулся лед. Думалик берегу прижать. Но он сбросил куртку, кинул автомат и поплыл между льдин.Вертолет за одиночкой не послали, а собаки в воду не пошли, не дурные. Черезчетыре дня от пришел в казарму своего батальона, вконец отощавший, вмилицейской шинели. Украл. За это Плетке пожаловали сержантское звание ипятнадцать суток отпуска. Вообще таких ребят в батальоне немало. По одномувозвращаются они после операций, в изорванных куртках, на сломанных лыжах,иногда с кровавыми ранами.

Захватив нашу группу в овраге, нас привезли в расположениеполка МВД. Встретили там как старых друзей. Выпарили в бане, накормили, далисутки отоспаться. Для захваченных групп была заранее освобождена одна казарма,и санитарная часть полка работала только на нас. В бане солдаты МВД смотрели нанас с уважением и испугом: скелеты.

— Тяжкая вам, братишки, служба выпала.

Не спорим, тяжкая. Да только каждый год в Спецназе заполтора года службы считается. Прослужи десять лет — пятнадцать запишут.Соответственно с этим полторы получки платят, и за прыжки платят, да за каждыйдень в рейде особо добавляют. А жиру мы скоро нового нагуляем.

Отоспался я. Отдохнул. И вот вновь по мягкому ковру иду.Штаб меня шутками встречает:

— Расскажи, Витя, как ты вес сбрасываешь?— Эй, разведчик, тыоткуда такой загорелый?— Лицо мое обожжено морозом, ветром и безжалостнымзимним солнцем. Губы черные, растрескались. Нос облупился.

— Давай, Витя, в воскресенье на лыжах покатаемся?

Это жестокая шутка. После этого рейда я больше всегоненавижу людей, которые добровольно надевают лыжи, просто из-за того, что имнечего делать.

Мой путь — к начальнику армейской разведки.

— Товарищ полковник, старший лейтенант Суворов с выполненияучебно-боевого задания прибыл!

— Здравствуй.— Здравия желаю, товарищ полковник!— Садись,—Он смотрит на мои обтянутые скулы.— Эко тебя обтесало. Отоспался?

15

296-й отдельный разведывательный батальон Спецназа спрятансо знанием дела, со вкусом. Есть в 13-й армии полк связи. Полк обеспечиваетштаб и командные пункты. Через полк проходят секреты государственной важности,и потому он особо охраняется. А на территории полка отгорожена особая зона, гдеживет наш батальон. Все диверсанты носят форму войск связи. Все машины вбатальоне — закрытые фургоны, точно как у связистов. Так что со стороны видентолько полк связи, и ничего больше. Мало того, внутри полка все солдаты ибольшинство офицеров тоже думают, что есть три обычных батальона связи и одиннеобычный, особый секретный. Наверное, правительственная связь.

Но и внутри батальона Спецназа немало тайн. Диверсантысчитают, что в их батальоне три парашютные роты, укомплектованные обычными, толькоочень сильными и выносливыми солдатами. Так и я думал. Но сегодня узнал, чтокроме трех рот, существует еще особый взвод, укомплектованный профессионалами.Он расквартирован в другом месте, вдали от всех, и предназначен для выполненияособо сложных заданий. Узнал я о его существовании только потому, что мнепредстоит обучать этих людей вопросам моего ремесла: правильному и быстромуобнаружению важных объектов на территории противника. Я еду в особый взводвпервые и немного волнуюсь. Везет меня туда полковник Кравцов лично. Онпредставит меня.

— Догадайся, какую маскировку мы для этого взвода придумали?

— У меня нет никаких фактов для анализа, товарищ полковник.

— Это тебе экзамен на сообразительность. Вообрази себяначальником разведки и попытайся этот взвод спрятать.

— Ну что ж... Они должны четко представлять местность, накоторой им предстоит действовать, поэтому им надо часто выезжать за рубеж. Иони должны быть отлично натренированы... Я бы их объединил в спортивнуюкоманду. И маскировка, и возможность за границу ездить, на соревнования...

— Правильно,— смеется полковник.— Они—спортивная командаобщества ЦСКА: парашютисты, стрелки, боксеры, борцы. Каждая армия и флотилияимеют такую. Каждый военный округ, флот, группа войск имеют еще более мощные и ещелучше подготовленные спортивные команды. На спорт мы денег не жалеем. А где быты своим «спортсменам» учебный центр спрятал?

—В Дубровице.— Отчего же в Дубровице?

—В составе нашей любимой 13-й только один штрафной батальондля непокорных солдат, он в Дубровице. Военная тюрьма. Заборы там высокие,собаки злые, колючей проволоки много рядов. Отгородил себе сектор, да иразмещай любой секретный объект. Людей туда в арестантских машинах возитьможно, никто не дознается...

16

Только осенней ночью так много звезд. Только холоднойсентябрьской ночью их можно видеть так отчетливо, словно серебряные шляпкигвоздиков в черном бархате.

Во вселенной мы, конечно, не одни. В космосе миллиардыпланет, очень похожих на нашу Землю. На каком основании считать нам себя исключением?Мы не исключение. Везде жизнь, везде звери. Звери, конечно, разные бывают:мыслящие, цивилизованные, и не мыслящие, дикие. Первые отличаются от вторыхтем, что свою звериную натуру маскировать стараются. Когда у нас много пищи,тепла и самок, мы можем позволить себе доброту и сострадание. Но как толькоприрода или судьба ставят вопрос ребром: одному выжить, другому сдохнуть, мынемедленно впиваемся своими клыками в горло соседа, друга, брата.

Я — точно зверь, и не стараюсь этого скрывать. И начальникразведки 13-й армии полковник Кравцов — зверь. Он зверюга, каких редковстретишь. Вот он у костра сидит, палочкой угли помешивает, возится с чайником.В чайнике Кравцов варит варварский напиток: на треть воды, полбанкирастворимого кофе, полбутылки коньяка. Попьешь — будешь прыгать, как молодойкозлик. Приятный аромат щекочет ноздри. Роста полковник небольшого, подтянут,лицо красивое, молодое, чуть надменное. Улыбка широкая, подкупающая, но уголкирта всегда чуть вниз — признак сдержанности и точного расчета. Взглядпронзительный. Взгляд его заставляет собеседника моргать и отводить глаза. Рукиточеные, не пролетарские.

Интересно, чем наш полковник увлекается вне службы? Мы знаемо нем удивительно мало, он о каж¬дом из нас все. Зато я знаю, что он кровожадный,смертельно опасный зверь. У него своя цель и идет он к ней, не сворачивая.Зовется его путеводная звезда ВЛАСТЬ.

Мы одни у костра, в небольшом овражке, в бескрайней степи.Наша машина спрятана во-о-он там в кустах, и водителю разрешено спать. А у насвпереди длинная осенняя ночь. Метрах в тридцати от нас в ивняке спрятанабольшая резиновая надувная ракета «Першинг» — точная копия американскогооригинала. Прошлой ночью весь диверсионный батальон был выброшен небольшимигруппами вдали от этого места. Соревнования. Марш¬рут 307 километров. Намаршруте пять контрольных точек: три ракеты, радиолокатор, штаб. Группа,которая первой пройдет весь маршрут, обнаружив все объекты и сообщив их точныекоординаты, получит отпуск и золотые часы каждому солдату. Все солдатыпобедившей группы станут младшими сержантами, а сержанты — старшими сержантами.Высший командный состав разведывательного отдела контролирует прохождениегруппы. Сам Кравцов обычно на вертолете вдоль трассы соревнований летает. Носегодня он почему-то решил находиться на контрольной точке, и в помощникивыбрал меня. — Кажется, идут.

 

17

 

Камешки чуть шуршат под ногами и катятся вниз. В овраг тихо,по-змеиному скользя, спускается гигантская тень. Огонь костра в ночи чутьослепил широкого диверсанта. Он всматривается в наши лица и, узнав Кравцова,докладывает: «Товарищ полковник, 29-я рейдовая группа 2-ой роты Спецназ.Коман¬дир сержант Полищук».

— Добро пожаловать, сержант.

Сержант оборачивается к группе и тихо свистит, как свистятсуслики. По откосу вниз зашуршали диверсантские подошвы. Двое занимают позициюна гребне: наблюдение и оборона. Радист быстро разбрасывает антенну. Двоерастягивают брезент: под брезентом будет колдовать шифровальщик группы. Как онготовит сообщите, знать обычным смертным неположено, и оттого во время работыего всегда накры¬вают брезентом. В боевой обста¬новке командир группы головойза шифры и шифровальщика отвечает. В случае, если группе угрожает опасность,командир обязан шифровальщика убить, шифры и шифровальную машину уничтожить.Если он этого не сделает, отвечать жизнью будет не только он сам, но и всягруппа.

Вот готово сообщение. Теперь мы все его видим: обыкновеннаякинопленка с несколькими рядами аккуратных дырочек на ней. Сообщениевкладывается в радиостанцию. Станция еще не включена. Радист на хронометрсмотрит. И вот жмет на кнопку. Радиостанция включается, автоматическиподстраивается, протаскивает сквозь недра кусок пленки, тут же выплевывая его.Несколько цветных лампочек на радиостанции сразу гаснут. Весь сеанс связидлится не более секунды. Заряд информации радиостанция практическивыстреливает.

Шифровальщик подносит спичку к пленке, и та мгновенноисчезает, злобно шипя. Кинопленка только кажется обычной. Горит она так жебыстро, как радиостанция передает шифрованное сообщение.

— Готовы? Попрыгали. Время. Пошли.

— Жесток сержант Полищук и на руку дерзок. Группу сгрызет, агнать будет без остановки. Да только цыплят на финише считают. Пока все хорошо.А если группа на первых двух сотнях километров сдохнет? Командирам группбольшие права даны. На то и соревнования. Хочешь, останови группу. Хочешь,спать ее положи. Хочешь, через каждые 10 минут хода — отдыхай. Но если впоследней десятке групп окажешься — сорвут лычки сержантские, в рядовые спишут,а на твое сержантское место много желающих.

— Товарищ полковник, 11-я груп¬па 1-й роты. Командир —сержант Столяр.

— Добро пожаловать, сержант. Действуй, на наше присутствиевнимание не обращай.

— Есть! Носорог и Гадкий утенок — на стремя!

- Есть!

— Блевантин!

— Я!

— Связь давай.

— Есть связь.

— Готовы?! Попрыгали. Время. Пошли.

Теперь группы потоком пойдут. Так всегда на соревнованияхбывает. Несколько групп вырывается далеко вперед, потом идет основная масса скороткими перерывами или без перерывов вообще, а потом отставшие,заблудившиеся. Некоторые отдыхают у нашего костра по часу. Некоторые по два.Некоторые останавливаются, только чтобы развернуть связь, передать сообщение, и— вперед. Рядом с нами сразу несколько групп готовят свой нехитрый ужин. В ходеучений огонь разводить запрещено, и тогда диверсант готовит себе пищу наспиртовой таблетке. Но на соревнованиях можно пользоваться и огнем. Главное насоревнованиях — точное ориентирование, скорость, определение координат и связь.Остальное не так важно.

От костра пряным запахом потянуло. Диверсанты курицу жарят.Жарят ее особым методом: выпотрошили, срезали голову, но перья не ощипывали.Курицу толстым слоем глины мокрой измазали, и в костер. Вот уже запах пошел.Скоро она и готова. Нет у диверсанта кастрюли, и оттого в глине готовитьприходится. Когда совсем она изжарится, глину собьют, а вместе с глиной слетятс нее перья, и курочка во всем своем жиру — прямо к столу.

— Товарищ полковник, милости просим.

— Спасибо. А где ж вы курицу взяли?

— Дикая, товарищ полковник. Беспризорная.

В ходе соревнований диверсанты и дикую свинку найти могут, икурочку, и петушка. Иногда дикая картошка попадется, дикие помидоры и огурцы,дикая кукуруза. Кукурузу другая группа в чайнике огромном варит.

— А чайник откуда?

— Да как сказать. Лежал на дороге. Чего ж думаем, добрупропадать. Отведайте кукурузки! Хороша. У Кравцова правило — приглашениесолдата он принимает с благодарностью, как принимает приглашение начальникаштаба округа или самого командующего. Разницы он не делает. Весело у костра:

— Обмани ближнего, или дальний приблизится и обманет тебя.

Шутник полковник. За него любой диверсант глотку перегрызет.Непросто такого уважения среди них добиться. Подчиняются они всякомупоставленному над ними начальнику, а уважают не всякого, и тысячи способовзверехитрый диверсант знает, чтобы командиру своему продемонстрировать уважениеили неуважение. А за что они Кравцова уважают? За то, что тот натуру зверинуюсвою не пря¬чет и прятать не пытается. Дивер-санты уверены в том, что натура людскаяпорочна и неисправима. Им виднее. Они каждый день жизнью рискуют и каждый деньимеют возможность наблюдать человека на грани смерти. Поэтому всех людей ониделят на хороших и плохих. Хороший, по их понятиям, тот человек, который непрячет зверя, сидящего внутри него. А тот, кто старается хорошим казаться, тотопасен. Самые опасные люди те, которые не только демонстрируют своиположительные качества, но и внутренне верят в то, что являются хорошими.Отвратительный, мерзкий преступник может убить человека или десять человек, илисто. Но преступник никогда не убивает людей миллионами. Миллионами убиваюттолько те, кто считает себя добрым. Робеспьеры получаются не из преступников, аиз самых добрых, из самых гуманных. И гильотину придумали не преступники, агума-нисты. Самые чудовищные пре¬ступления в истории человечества совершилилюди, которые не пили водки, не курили, не изменяли жене и кормили белочек сладони.

Ребята, с которыми мы сейчас жуем кукурузу, уверены в том,что человек может быть хорошим только до определенного предела. Если жизньприпрет, хорошие люди станут плохими, и это может случиться в самыйнеподходящий момент. Чтобы не быть застигнутым врасплох такой переменой, лучшес хорошими не водиться. Лучше иметь дело с теми, кто сейчас плохой. По крайнеймере знаешь, чего от него ждать, когда фортуна оскал продемонстрирует.Полковник Кравцов в этом смысле для них свой человек. Идет, к примеру, девочкагрудастая по улице. Ягодицы, как два арбуза в авоське, перекатываются. Чтодиверсант в этом случае делать будет? По крайней мере взглядом изнасилует, еслипо-другому нельзя. Но и полковник Кравцов так же поступит, не постесняется. Заэто его уважают. Опасен тот, кто женщине вслед не смотрит. Опасен тот, ктостарается показать, что она его не интересует совсем. Вот именно среди этойпублики можно найти тайных садистов и убийц.

Кравцов к этой категории не относится. Любит он женский поли секрета из этого не делает. Любит власть — зачем же свою любовь скрывать? Алюбит он ее крепко. Любую власть. Почувствовал я это, когда впервые увидел, какон куклу бил. Это был апофеоз мощи и беспощадной власти.

Кукла — это человек такой. Человек для тренировки. Когдаведешь учебный бой против своего товарища, то наперед знаешь, что он тебя неубьет. И он знает, что ты его не убьешь. Поэтому интерес к учебному боютеряется. А вот кукла тебя убить может, но и тебя ругать не очень будут, еслиты кукле ребра переломаешь или шею.

Работа у нас ответственная. И рука наша не должна дрогнуть вответственный момент. И не дрогнет. А чтоб командиры наши полную уверенность втом имели — подбрасывают нам для тренировок кукол. Куклы не нами выдуманы. Их идо нас использовали, и гораздо шире, но назывались они по-другому. В ГПУ ихназывали гладиаторами, в НКВД — волонтерами, в СМЕРШЕ — робинзонами, а у насони — куклы.

Кукла — это преступник, приговоренный к смерти. Тех, ктостар, болен, слаб, тех, кто знает очень много, уничтожают сразу после вынесенияприговора. Но тот, кто силен да крепок,— того перед смертью используют дляусиления мощи нашего государства. Говорят, что приговоренных к смерти на уранпосылают. Чепуха. Приговоренных к смерти более продуктивно используют. Один извидов такого использования — сделать его куклой в Спецназе. И нам хорошо, иему. Мы можем отрабатывать приемы борьбы, не боясь пока¬лечить противника, а унего отсроч¬ка от смерти получается.

Раньше гладиаторов да кукол на всех достаточно было. Теперьнехватка. Во всем у нас нехватка. То мяса нет, то хлеба, а теперь вот и куколне хватает на всех. А желающих использовать кукол не убавляется. А где ты ихнаберешь? Потому приказывают куклу длительно использовать, осторожно. Но это накачество занятий не очень влияет. Ты его не можешь сильно калечить, а у негоограничений нет. Он в любой момент озвереть может. Терять ему нечего. Шеюсвернуть запросто может. Оттого бой с куклой в сто раз полезнее, чем тренировкас инструктором или с коллегой. Бой с куклой — настоящий бой, настоящий риск.

Во всем батальоне Спецназ только особый профессиональныйвзвод допущен к тренировкам с куклами. Три обычные диверсионные роты осуществовании кукол просто не знают. Особый взвод отделен от батальона Спецнази спрятан в Дубровине, внутри штрафного батальона: и место хорошо охраняется, икукол содержать есть где.

Не любит Кравцов зря рисковать. Но любит власть. И потому,попав в Дубровицу, он каждый раз переодевается и идет лично сам тренироватьсяна куклах. Он тренируется долго и упорно. Он очень настойчив.

 

 

 

 

 

18.

 

 

 

— Товарищ полковник, старший лей...

—Садись,— приказывает он.

Он — это полковник Марчук, новый заместитель Кравцова. Усоветский военной разведки формы особой нет. Каждый ходит в форме тех войск, изкоторых в разведку пришел. Я, к примеру, танкист, Кравцов — артиллерист. Вразведывательном управлении у нас и пехота, и летчики, и химики. А полковникМарчук — медик. На малиновых петлицах чаша золотистая да змеюга вокруг.Красивая у медиков эмблема. Не такая, конечно, как у нас, танкистов, но все жекрасивая. В армии медицинскую эмблему по-своему расшифровывают: хитрый, какзмей, и выпить не дурак.

Марчук смотрит на меня тяжелым, подавляющим взглядом.Гип¬нотизер, что ли? Мне от этого взгляда не по себе. Но я его выдерживаю.Тренировка у меня на этот счет солидная. Каждый в Спецназе на собакахтренируется. Если смотреть в глаза собаке, то она человеческого взгляда невыдержи-вает. Человек может ревущего пса взглядом остановить. Правда, если песодин, а не в своре. Против своры нужно ножом взгляду помогать. В глаза ейсмотришь, а ножичком под бочок

ей, под бочок. А тогда на другую начинай смотреть.

— Вот что, Суворов, мы на тебя внимательно смотрим. Мыобязаны о тебе все знать. Такая у нас работа. Изучая тебя, мы делаемзаключения, и в своем большинстве это положительные заключения. Больше всегонам нравится прогресс, с которым ты освобождаешься от своих недостатков. Тыпочти не боишься теперь высоты, закрытых помещений. С кровью у тебя хорошо.Крови ты не боишься, и это исключительно важно в нашей работе. Тебя не пугаетнеизбежность смерти. С собачками у тебя хорошие отношения. Поднатаскать тебя,конечно, в этом вопросе следует. Но вот с лягушками и со змеями у тебя совсемплохи. Боишься?

— Боюсь,— признался я.— А вы как узнали?

— Это не твоя проблема. Твоя проблема научиться их небояться.

Внутри холодеет все: неужели и есть заставят? Марчукпсихолог. Он мои мысли, как в книге, читает:

— Не бойся, есть мы тебя лягушек не заставим. Змей, можетбыть, а лягушек — нет.

 

 

19.

 

 

Солдатик совсем маленький. Личико детское. Ресницы длинные,как у девочки. Диверсант. Спецназ. Три роты диверсионного батальона огромнымисолдатами укомплектованы. Идут по городу, как стая медведей. Но один взвод вбатальоне укомплектован разнокалиберными солдатиками, совсем маленькими иногда.Это особый профессиональный взвод. Он опаснее, чем все три роты медведей вместевзятых.

Тоненькая шейка у солдатика. Фамилия нерусская у него —Кипа. Однако в особой роте он не зря. Значит, он специалист в какой-то особойобласти убийств. Видел я однажды, как он отбивал атаку четверых, одетых взащитные доспехи, вооруженных длинными шестами. Отбивался он от шестов обычнойсаперной лопаткой. Не было злости в нем, а умение было.

Такой бой всегда привлекает внимание. Куда бы диверсант ниспешил, а если видит, что на центральной площадке бой идет, обязательноостановится посмотреть. Ах, какой хороший бой был! И вот солдатик этот передомной. Чему-то он меня обучать будет. Вот достает он из ведра маленькую зеленуюлягушку и объясняет, что лучше всего привыкать к ней, играя. С лягушкой можносделать удивительные ве¬щи. Можно, например, вставить соломинку и надуть ее.Тогда она на поверхности плавать будет, но не сможет нырнуть, а это оченьсмешно. Можно раздеть лягушку. Стриптиз сотворить. Солдатик достает маленькийножичек и показывает, как это нужно делать. Он делает небольшие надрезы науголках рта и одним движением снимает с нее кожу. Кожа, оказывается, с нееснимается так же легко, как перчатка с руки. Раздетую лягушку Кипа пускает напол. Видны все ее мышцы, косточки и сосуды. Лягушка прыгает по полу. Квакает.Такое впечатление, что ей и не больно совсем. Солдатик запускает руку в ведро,достает еще одну лягушку, снимает с нее кожу, как шкурку банана, и пускает еена пол. Теперь вдвоем прыгайте, чтоб не скучали.

— Товарищ старший лейтенант, полковник Марчук приказал мнепоказать вам все мое хозяйство и немного вас к этим зверюшкам приучить.

— Ты и со змеями так же легко обращаешься?

— С ними-то я и обращаюсь. А лягушки в моем хозяйстве,только чтобы змеюшек кормить.

— Ты и этих к змеям отправишь?

— Раздетых? Ага. Зачем добру пропадать?

Он берет двух голых лягушек и ведет меня в змеиный питомник.Тут влажно и душно. Он открывает крышку и опускает двух лягушек в большойстеклянный ящик, где застыла серая отвратительная гадина.

— Тебя кто этому ремеслу обучал?

— Самоучка я. Любитель. С детства увлекался.

— Любишь их?

— Люблю,— сказал он это буднично и совсем не театрально.

И понял я — не врет солдатик. Чтоб тебя! С твоими змеями!

В этот момент обе голые лягушки пронзительно закричали. Этотолстая ленивая гадина наконец удостоила их своим вниманием.

— Садитесь, товарищ старший лейтенант.

Глянул я на стул. Убедился, что не свернулась на немпрохладная скользкая гадина. Сел. Передернуло меня.

Кипа улыбается:

— Через десять уроков вы сюда сами проситься будете.

Не сбылось его пророчество. Змеи мне все так жеотвратительны. Но все же я могу теперь держать змею в руке. Я знаю, как хвататьее голой рукой. Я знаю, как потрошить ее и жарить на длинной палочке или накуске проволоки. И если жизнь поставит альтернативу: съесть человека или змею,я сначала съем змею.

 

 

20.

 

Много у тебя, брат диверсант, врагов. Ранний рассвет ипоздний закат — против тебя. Звенящий комар и ревущий вертолет — твои враги.Плохо тебе, когда солнце в глаза. Плохо, когда попал под луч прожектора. Плохо,когда тысячи электронных устройств эфир прослушивают, ловя твой хриплый шепот исрывающееся дыхание. Но бывает хуже. Бывает совсем плохо. Это когда появляетсятвой главный враг. Много еще против тебя придумают всяких хитростей,противопехотных мин и электрон-ных датчиков, но главный враг останется тот же.У главного твоего врага уши торчком, желтые клыки с каплями злой слюны, сераяшерсть и длинный хвост. Главный твой враг быстрее тебя. Он твой запах носомчувствует. И прыжок у него гигантский, когда он на твою шею бросается.

Вот он, вражина! У, гад, как клычищи-то оскалил. Шерстьдыбом. Хвост поджал. Уши прижал. Это перед прыжком. Сейчас, зараза, прыгнет. Нерычит. Хрипит только. Слюна липкая вокруг пасти. Словно бешеный. В КГБ длятаких собак особая графа в карточке предусмотрена. Называется «злостность». Ипишут умудренные специалисты в этой графе страшные слова: «злостность хорошая»,«злостность отличная». У этого пса в графе о злостности наверняка однивосклицательные знаки. Зовут зверюгу Марс, и принадлежит он пограничным войскамКГБ. Не скажу, что огромен пес. Видел я и покрупнее. Но опытен Марс, это всезнают.

Сегодня не я против Марса. Сегодня против Марса Женя Быченкоработает. Нож Женя в левой руке держит, а куртку в правой. Но не обмотал онруку курткой. Просто ее на весу держит на вытянутой вперед руке. Не нравитсяэто псу. Необычно это. И нож в левой руке не нравится. Почему в левой? Неспешит пес. Взгляд свой звериный бросает с ножа на глотку и с глотки на нож. Нои на куртку пес смотрит. Почему ее человек вокруг руки не обернул? Знает серыйсвоим песьим разумением, что у человека только одна рука решающая, вторая лишьдополняет, лишь отвлекает. И надо ему, псу, не ошибиться. Надо на ту рукуброситься, которая опаснее, которая решающая. А может, все же за горло? Бросаетсвой взгляд пес, выбирает. Когда он решение примет, то остановится его взгляд ибросится он. И человек на арене, и мы, зрители, ждем именно этого момента.Перед прыжком у собаки взгляд останавливается, и у человека есть тогда короткиймиг для встречного удара.

Но опытен Марс. И бросился он внезапно без рыка и хрипа, неостановив своего взгляда, не сжавшись перед прыжком. Его длинное тело вдругповисло в воздухе, его пасть, его страшные глаза вдруг полетели на Женьку, и некрикнул никто, не визгнул.

Момент прыжка не уловил никто. Мы прыжок ожидали секундойпозже.

И оттого в тишине пес на Женькино горло летел .ТолькоЖенькина куртка стегнула серого по глазам. Только черный его сапог подковойсверк¬нул. Только взвыл пес, отлетев в угол. Взревели мы от восторга. Зарычали,как кабаны дикие. Завизжали мы от радости.

— Режь его, Женька! Режь серого! Ножичком его, ножичком!Топчи, пока не встал!

Но не стал Женька топтать пса скулящего. Не стал резатьзадыхающегося. Перемахнул он через барьер прямо в объятия ликующейдиверсантской братии.

— У, Женька! Как ты его сапожищем поймал! В полете прямо!

 

 

21.

 

 

Мы работаем. Мы работаем дни и ночи. И уже не различаем днейи ночей. Все несется серым колесом. Прыжки дневные. Прыжки ночные. Прыжки сосверхмалой. Прыжки со средних высот. Прыжки с катапультированием. Прыжки изстратосферы. Соревнования. Соревнования. Соревнования. И снова прыжки. Горькаясоль на губах. Красные глаза. Злость наружу просится. Иногда апатия полная.Парашюты свои укладываем уже без всякого трепета. Скорей бы сложить да поспатьхоть тридцать минут. Учебные бои. Напалм. Собаки. Опять стрельбы, и опятьпрыжки...

— Старший лейтенант, есть решение Генерального Штабазабросить тебя в тыл одного из наших вероятных противников для выполненияособого задания,— незнакомый генерал измерил меня тяжелым взглядом.— Ты готов?

 

— Готов, товарищ генерал.

— Куда угодно?

— В огонь и в воду, товарищ генерал!

 

Виктор СУВОРОВ